В январе 1791 года прусским королем Фридрихом Вильгельмом II был издан указ о постановке памятника в виде конной статуи его великому предшественнику, Фридриху II. Для этой цели был назначен конкурс и уже в мае того же года в Берлинской Академии Художеств состоялась выставка проектов и моделей памятника. Выбор короля пал на проект Шадова. Шадов (1764-1850) после трехлетнего пребывания в Риме был в 1788 году назначен ординарным членом Академии Художеств и уже успел обратить на себя внимание.
Бронзовую статую памятника Фридриху Великому предполагалось отлить в Берлине, и так как Шадов был мало знаком с техникой металлического литья вообще, король предложил скульптору для ее изучения поехать в Стокгольм и Петербург.
В августе 1791 года Шадов отправился в Стокгольм, откуда по совету прусского посланника фон Брокгауза, воспользовавшись удобным случаем, отправился в Петербург, где в то время отливалось несколько крупных статуй.
Шадов рассказывает о пребывании на берегах Невы в своих воспоминаниях, изданных в 1849 году.
Скромному жителю вполне еще провинциального в то время Берлина прежде всего бросается в глаза необычайная роскошь Екатерининского Петербурга. Бережливого немца пугает страшная дороговизна петербургской жизни и в письме к жене он жалуется на то, что ему придется выйти из бюджета, что нет возможности ходить пешком в этом « слишком широко» разбросанном городе, где вдобавок, это сочлось бы неприличным для иностранца. Несмотря на желание устроиться поэкономнее, ему приходилось, по совету советника прусского посольства фон-Вегенера, нанимать парный экипаж, ибо только таким образом возможно было без замедления делать визиты и посещать мастерские. Шадов отмечает широкое гостеприимство русских и сообщает жене, что он почти ежедневно получает приглашения на обеды.
Для скульптора, стоявшего перед задачей создания монументального памятника, фальконетовский Петр Великий представлял здесь наибольший интерес. Шадов о нем пишет, что только в металле можно было без риска осуществить такое смелое предприятие.
Шадов осматривает также и Императорские дворцы в окрестностях Петербурга, из которых Петергоф производит на него наибольшее впечатление. В парке Царского Села его поражают многочисленные копии со знаменитых скульптур, свидетельствующие о большой любви Императрицы к искусству и о той легкости, с которой огромные средства здесь расходовались на произведения искусства.
Кроме осмотра достопримечательностей, берлинский академик делал много визитов и завел разные знакомства. Он был любезно принят престарелым президентом Академии Художеств И. И. Бецким, равно как и графом А. С. Строгановым, который ему показал свою картинную галерею. Осмотрены были еще дворцы князя Безбородко и графа Остермана. Очень радушный прием встретил Шадов у иностранных художников Петербурга во главе с Кваренги, которого он называет «чем-то вроде второго Палладио » и у которого находит счастливое соединение добродушного зажиточного итальянца с « нобилита московите ».
Благодаря содействию прусского консула Мааса. Шадову удалось быть свидетелем одного из блестящих выходов Екатерины II и присутствовать при торжественном богослужении, где он увидел Императрицу, молящуюся коленопреклоненно. Он присутствовал также и при приеме поздравлений Императрицей, где граф Остерман представлял ей иностранцев. Раздобыв все необходимые сведения касательно исполнения, постановки и стоимости памятника Петру Великому, Шадов распростился с Петербургом и уехал обратно в Стокгольм.
Сношения Шадова с Россией не ограничились одним его кратковременным посещением Петербурга. Шадов в своих записках неоднократно отмечает посещения ежегодных академических выставок Александром I и Николаем I, приводя их отзывы о некоторых из выставленных произведений искусства.
В 1808 году Шадов получает от князя Куракина, тогдашнего посла в Париж, заказ на надгробный памятник одному из княжеских слуг, погибшему во время путешествия в Тильзит.
Очень подробно Шадов описывает вступление в Берлин в 1813 году русских войск, среди которых, конечно, казаки возбуждали наибольшее любопытство Особенно заинтересовался ими, как и другими восточными типами русской армии, сам скульптор, так как его давно занимала идея создать альбом разных народов.
Он обратился к князю Репнину, назначенному губернатором Берлина, с просьбой о пре- доставлении ему подходящих для данной цели моделей — солдат, что князь охотно исполнил.
Результатом пребывания русских войск в Берлине остались и хранятся в берлинской Академии Художеств десять листов с карандашными набросками разных типов русской армии.
К тому же периоду, вероятно, относится и подлинный рисунок пером, известный по гравюре Ингеля. « Атаман Платов с казаками », который принадлежал принцу Иоганну Георгу Саксонскому в Дрездене.
Это редкое изображение казаков 1812 гг. их современником было в 1962 году опубликовано в книге сочинений Дениса Давыдова в гос. изд. художественной литературы в Москве, под редакцией Вл. Орлова. Советское издание дает к этой гравюре следующую справку: « Атаман Платов с казаками, гравюра Ф. Тюгеля по рисунку Шаделя». Почему фамилия Шадова переделана в Шаделя, остается при этом загадкой.
 |  | |
Из серии русских солдат 1812 года Шадова, мы приводим донского казака в походной форме, с пикой, саблей, широким поясом, пистолетами и лядункой. Этишкет на шапке и лядунка дают основание считать казака принадлежащим к гвардейской сотне. Другой казак изображен спиной. У него так называемая « фуражная шапка », то есть походная, в виде колпака, которая повторяется у казаков на рисунке « Атаман Платов с казаками ».
Центральной фигурой этого рисунка является не сам Платов, изображение и форма которого мало соответствуют действительности, а казак — пластун с ружьем на плече, с пикой в руке и окровавленной перевязкой на голове. Этот казак был зарисован Шадовым с натуры. На заднем плане рисунка мы видим остатки «великой армии» Наполеона, сдающиеся в плен казакам.
Юрий Солодков
