В 1996 году из терских и кубанских казаков был сформирован 694 — й отдельный мотострелковый батальон, неофициальное название батальон им. А.П. Ермолова. Значительную часть личного состава составили казаки прошедшие через боевые действия в Приднестровье, Абхазии, Карабахе, Сев.Осетии. Во время боевых действий в Чечне батальон сражался под станицей Червленой, Грозным, Ачхой — Мартаном, Катыр — Юртом, Старым Ачхоем, Орехово, Шали, Ведено, Беноем.
В конце первой чеченской войны полк был расформирован.
За время боев погибло 27 казаков из состава батальона, ранено и контужено 262.
98 казаков были награждены правительственными наградами (25 посмертно).
Это подразделение родилось, чтобы, выполнив задачу, неизбежно умереть. Оно никак не вписывалось в рамки общевойсковых уставов и противоречило всем традиционным представлениям «несокрушимой и легендарной». Казачий батальон имени генерала Ермолова, по сути, был экспериментальным подразделением наемников. Впрочем, и это определение для него так же не характерно, как и многие другие, Денежное стимулирование для ермоловцев играло пустячную роль в сравнении с лавной идеей — возрождением казачества как реальной силы на Северном Кавказе.
Ермоловский батальон спешно формировался в разгар прошлой чеченской войны. Тогда о нем восторженно писала пресса. Она же скоро сменила пафос на сарказм, когда после первого боя из батальона дезертировали несколько десятков человек. О коротком, но очень непростом пути первого казачьего подразделения новой России в «Братишке» рассказывает участник тех событий, заместитель командира взвода разведки Владислав Ивницкий.
Формировался Ермоловский батальон в январе-феврале 1996 года в старинной казачьей станице — городе Прохладном. В основном мужички были из Ставрополья, хотя ходоки появлялись даже из Якутии. У некоторых судьбы — романы можно писать. Из Краснодарского края добрался парень — без денег, без вещей, с одной зубной щеткой в кармане — мстить за убитого друга. Снайпер наш, Иван Иваныч, когда-то в тайге охотником промышлявший, в пятьдесят пять лет бабку свою бросил и пошел воевать. Походный атаман Жора Цикин — тот в Батайске рынком заправлял. Сначала отправился командиром роты в Приднестровье, а потом из идейных соображений двинул в Чечню. Погиб под Грозным… На первый взгляд, многие из новобранцев к войне не имели никакого отношения. На самом же деле процентов сорок ермоловцев уже имели боевой опыт. Бегали войну воевать в Приднестровье, Карабахе, в Осетии с Ингушетией.
Ермоловский батальон здорово напоминал прежние, старинные формирования казаков. Когда бросался клич и поднимались людишки в поход. Не столько в надежде пограбить, сколько прочувствовать боевой дух. Теперь казачки собирались вернуть исконно русские земли: Наурский, Шелковской и Надтеречный районы, которые в 1956 году Хрущев отдал Чечено-Ингушетии.
С военной точки зрения это было стопроцентное горно-стрелковое подразделение. С минометной батареей, подразделениями огнеметчиков и АГС-17. Разведвзвод укомплектовали просто шикарно: три автомата с приборами бесшумной стрельбы, бесшумные пистолеты, очки ночного видения, трубки разведчиков для наблюдения из-за укрытия. Вот с бронетехникой дела обстояли хуже. Сначала дали старенькие БТР-70, а через несколько месяцев заменили их и вовсе никудышними МТЛБ.
Кадровые офицеры составляли управление батальона и командовали ротами, нижние звенья командиров комплектовались казаками. С самого начала попытались опираться на традиции. Ввели некоторые старые положения. Например, вместо поверки читали утренние и вечерние молитвы. Уже в Чечне, если возникало какое-то недовольство (как правило, из-за интендантского снабжения), собирали сходы. Вспомнили даже старое положение, что казак на войне не имел права употреблять спиртное. Но оно не прижилось. Когда на радиозаводе в Грозном пулей пробило цистерну со спиртом, для ермоловцев бой на том и закончился. В ход пошли фляжки, каски, сапоги от ОЗК. По рации информацию сообщили в пункт временной дислокации, оттуда немедленно полевые кухни подтянули.
Батальон тогда потерял управление на восемь дней…
Оказалось крайне неудачным для ермоловцев и боевое крещение, которое случилось в начале марта. «Духи» тогда обложили блокпост внутренних войск на подходе к Автозаводскому району Грозного. И батальон пошел на помощь. За два часа до конца светового дня, почти парадным маршем… «Чехи», видимо, не ожидали такой наглости. Но через несколько минут открыли огонь почти в упор. Колонна замерла. Люди посыпались на землю и заняли круговую оборону, которая там, в принципе, была лишней. И подняли такую пальбу, что через два часа израсходовали почти весь боезапас. Лишь Божья милость спасла подразделение от уничтожения.
На следующее утро в наступление пошли как положено. Впереди пехота, сзади бронетехника. Но сопротивления уже не встретили. А вечером прошел сход, который надолго поставил печать позора на подразделении. Тогда дезертировали около шестидесяти человек, которые отказались дальше воевать в Грозном. Может, и к лучшему. Ушли люди случайные и безыдейные. Кто остался, безоговорочно верили друг другу. Появилось ощущение настоящего боевого братства. Мы почувствовали себя ермоловцами и знали, что вместе пойдем до конца. Нас стало меньше, но все стали злее.
Из Грозного батальон вывели уже через две недели. Это выглядело уступкой местной власти, которая подняла шум. По чеченскому радио стали проходить сообщения о полчищах казаков, которые орудуют в городе. На самом деле мы проводили зачистки только на заводах и промышленных объектах. Тем не менее казаков убрали подальше, чтобы не вызывать ажиотаж. О батальоне вообще старались не распространяться, когда он воевал в Чечне. Какие казаки? Нет никаких казаков, есть воинское подразделение из контрактников.
Нас бросили на Орехово. Это небольшое селение боевики превратили в настоящий ук-репрайон, который опоясывали три линии обороны, оборудованные перекрытиями, ходами сообщения, одиночными убежищами — так называемыми «лисьими норами». Развод-группа через лес подобралась к позициям боевиков метров на триста, но батальону здесь было не пройти. Тропка оказалась слишком узкой и на некоторых участках хорошо простреливалась. К тому же по пути мы насчитали штук сорок растяжек. Сначала обозначали их тряпичными лоскутками. Когда порвали последний носовой платок, стали отрезать пальцы у перчаток. Красивая идея обходного маневра не срабатывала, оставался лобовой штурм.
В ночь перед операцией никто не спал. Было нехорошее предчувствие, и пьянка продолжалась до рассвета. Все кричали, веселились. Было страшно. Мужики говорили обо всем, кроме завтрашнего дня.
Руслом реки Орехово разделено на две части. По правому берегу наступали федералы, левый брали казаки. Мы использовали рискованную, но достаточно эффективную тактику «ловли на живца». Впереди шла четверка разведчиков во главе со мной, которая провоцировала противника открыть стрельбу. Обнаруженные огневые точки уничтожали уже основные силы. Затем пехота подтягивалась, а .разведка снова уходила вперед. Таким образом батальон почти без потерь дошел до середины села. Но возле мечети одна МТЛБ выскочила вперед разведки прямиком на группу боевиков. Водитель врубил заднюю передачу, но бронемашину уже заметили. Чтобы помочь бедолаге, мы выпустили по «чехам» несколько очередей. Тут какой-то гад из гранатомета влупил — всю нашу четверку снесло.
Очнулся, в ушах звенит, в глазах пелена. Пролетел метра три, но автомат из рук не выпустил. Дальше мною словно кто-то свыше руководил. Сразу начал ребят тормошить. Одного поднял, вместе мы остальных перетащили в большую воронку. Едва перенесли последнего, как дворик накрыли из минометов. Судьба пощадила и когда вывозили раненых. По транспортеру из зеленки два раза шарахали гранатометы. Недолет… Перелет… Из боя вышли — у меня началась задержка речи. Шапку потрогал, она вся в крови. В горячке даже не заметил, как голову осколками посекло. Рука начала чесаться, смотрю — и в ней дырка.
Около трех месяцев батальон кочевал по Чечне — из боя в бой. Если не считать первого блина комом, казаки не отступили больше ни разу. Любой ценой, любой кровью, но подразделение выполнило все поставленные задачи.
Под Старым Ачхоем хоронили Костю Филимонова. У костра собрались две группы. Рядом «Урал» с включенными фарами. Магнитофон орет. Олежка Квашковский, из Питера паренек, тело свое поймал и начал танцевать. На фоне огня и фар — как на ладони. Снайпер тут же проснулся и стал лупить из «зеленки». Пули все ближе к костру. Никто даже не шелохнулся. Олежка только средний палец в сторону леса показал. Разлили по кружкам третий. Потом еще, еще, еще… В людях, которые остались с батальоном до конца, невероятным образом уживались профессионализм (на войне быстро учишься), чувство собственного достоинства и бесшабашность, словно на собственной жизни уже поставлен жирный крест.
Как раз такие мужики и должны воевать, а не пацаны. У меня из памяти не выходит один парнишка. Мы стояли в лощине между Алханкалой и Октябрьским, когда с высотки, где расположились танкисты, спустилось это чудо. Замызганная телогрейка, штаны от со-ляры и мазута в отсвете костра словно кожаные. Цвет лица не передать — въевшаяся грязь, одни зрачки блестят, как у негра. Оказалось, солдат пришел воды попросить. Посадили его к огню, накормили. Он едва три месяца прослужил, когда его отправили в Чечню. Домашний пацаненок, единственный у мамы и бабушки. Он сначала в пехоте служил, потом каким-то образом в танкисты попал. До сих пор его голос в ушах стоит. Каждое слово помню, когда он о первом своем бое рассказывал:
— Мы шли по заводу и впереди пробежали люди с оружием. И начали в нас стрелять. Возле меня товарищ сержант стоял. Он по ноге меня ударил и по матушке выразился. Я тоже упал. И спрашиваю: «Товарищ сержант, это учения?». А он ответил: «Дурак, это война»…
Летом 1996 года Ермоловский батальон вывели из Чечни. Вернее, его остатки — неполные полторы роты, Под занавес подразделению вручили знамя. Исконно казачьего темно-синего цвета, с надписью: «1-й казачий полк им. генерала Ермолова». Это было несомненным признанием заслуг батальона. Тогда на чеченской земле нам казалось, что его ожидает большое будущее. Но примерно через месяц подразделение построили и зачитали приказ о том, что весь личный состав уволен. Еще вчерашним днем.
Желающим остаться в армии следовало заново пройти медкомиссию и собрать все положенные документы. Для абсолютного большинства это оказалось невозможным. Деньги, которые, кстати, выплатили без промедления, были пропиты. И люди разъехались кто куда. О батальоне забыли, словно его никогда не существовало.
И все же ермоловский батальон не умер. Почти в полном составе он собрался спустя полгода. На большом круге Терского войска. Два казачьих генерала тогда перед строем говорили много каких-то речей, а в завершение достали пакеты из-под молока, полные нагрудных знаков «За бои в Чечне». Двух степеней: как бы «серебряные», и как бы «золотые». Попросили поднять руки тех, кто был ранен. Им вручили «золотые», остальным — «серебряные». Это походило на цирк, но не могло перечеркнуть главного. Ермоловцы не потеряли связь друг с другом. А позже представился случай убедиться, что дружба эта по-настоящему крепкая.
В станице Архангельское арестовали моего товарища, с которым вместе служили в зеленокумском спецназе внутренних войск. Юрка только из госпиталя домой вернулся. Ногу ему раздробило, с костылями ходил. А один местный чеченишка специально Юрку словом зацепил. Потом по больной ноге лом пробил. Юрка упал как подкошенный. Соседи даже не рыпнулись, чтобы помочь. Только жинка выбежала с двустволкой, но рука дрогнула, заряд выше головы прошел. Вдруг через несколько часов «чеха» нашли смертельно раненным, Из автомата кто-то приложил. Юрку сразу милиция забрала, а чеченцы стали угрожать семье.
Я узнал об этом совершенно случайно и сразу кинулся в Архангельское. Там Юркина семья в доме забаррикадировалась. Одни женщины и дети. И два ружья у них. Дела совсем плохи. Чеченец авторитетный оказался, наркотой торговал. Его шайка всю округу в руках держала.
В милицию обращаться бесполезно — все повязаны. Смотался быстро в Минводы, обзвонил товарищей по батальону. Две недели организовывали дежурства по десять человек. Деньги в шапку сложили — на адвоката. Тем временем слушок пошел, что ермоловцы в Архангельском оборону держат, остальной батальонный народец подтянулся. Собралось человек двести. В селе почти классическую зачистку провели. Кому-то по шее дали, кого-то припугнули, На определенном этапе в дело вступило ФСБ. Казаков они убедили разойтись, но гарантировали безопасность Юрке и семье. Адвоката мы маститого выписали. Из Питера. Отстоял он Юрку, доказал, что никакого отношения к убийству не имеет…
Две казачьи роты спустя два года появились в Северо-Кавказском округе внутренних войск. К Ермоловскому батальону они не имели и не имеют никакого отношения, но с ними возродились казачьи разьезды. Основная задача образованных подразделений — патрульно-постовая служба. С началом последней чеченской кампании сформирована новая казачья бригада и в составе Министерства обороны. Может быть, им повезет больше, чем Ермоловскому батальону?
Альберт ИСТОМИН
Так вот, мы останемся там столько, сколько будет возможности. Столько, сколько хватит совести у сегодняшней власти. И все по справедливости будем делать. И своих наказывать будем, если кто нарушит закон. У нас ведь намного суровее свои законы, они у нас генетические. Мы никогда просто так не убьем человека. И хотим, чтобы это поняла и та сторона. И ради бога, пусть на нашей земле живут, как Бог рассудил, люди разных национальностей. И я уверен, что эти роты будут существовать, пока есть казаки и пока сейчас, слава богу, нас все-таки поддерживает сегодняшняя власть.
