Летом 1864 года небольшой отряд наш выступил с бывшей Сыр-Дарьинской линии вверх по Сыр-Дарье и 12 июня принудил коканцев сдать город Туркестан, имевший среди населения Средней Азии значение по своим святыням. Это был первый город, занятый нашими войсками в Средней Азии.
Несколькими днями ранее другой отряд со стороны Семиреченского края занял коканскую крепость Аулифата. Затем из обоих отрядов был составлен один, который и направился к укреплённому коканскому городу Чемкенту. Взяв его после непродолжительной осады штурмом, отряд продолжал наступление к Ташкенту.
На усиление этого передового отряда из форта Перовского, главного укрепления тогдашней Сыр-Дарьинской линии, была послана Уральская казачья сотня под начальством есаула Серова. Казаки получили драгунские нарезные ружья, заряжающиеся с дула, со штыками. 1-го декабря Серов вступил в город Туркестан.
Передавали, что тогдашний правитель коканскаго ханства Алимкул покинул Ташкент и отправился в ханство с собранным войском усмирять какое-то волнение; народ в занятых нами местах относился к нам крайне недоверчиво и всё чего-то ждал…
После полудня 4 декабря передовые части Алимкула дошли до Икана — селения, отстоящего от Туркестана верстах в 20-ти. В ночь, вероятно, подтянулись остальные — и, быть может, 5-го утром коканцы появились бы пред городом, где их никто не ожидал. Но случилось иначе.
Для осмотра местности и истребления шайки, силы которой определяли от 100 до 400 человек, комендант Туркестана 4 декабря послал сотню Серова, в которой было всего 2 обер-офицера, 5 урядников, 98 казаков. Кроме того, сотне были приданы 4 артиллериста, фельдшер, фурштат и три киргиза верблюдовожатых; при отряде был горный единорог; казаки имели двойной комплект патрон; на единорог отпущено 42 заряда.
Выступив после полудня, сотня, выслав разъезды, шла с большими предосторожностями. Оно и понятно: как бы в подтверждение слухов, на пути встретились киргизы из числа бывших на постах между Туркестаном и Чемкентом и благополучно ушедших от коканцев — некоторые из них были ранены. Из слов их было ясно, что за Иканом есть неприятель, но сколько — неизвестно. Есаул Серов донёс коменданту, что узнал и, получив подтверждение приказания, продолжал движение.
Стало уже темно, когда сотня подходила к Икану, лежащему на высоком месте. Место было ровное, покрытое кое-где саксаулом. Движение сотни, конечно, было давно замечено коканцами, а уральцы, подходя к Икану, заметили огни около него. Серов остановился, послав вожака-киргиза узнать, что это за огни. Киргиз Ахмет сейчас же вернулся и сообщил, что «неприятеля так же много, как камыша в озере».
Получив подтверждение о значительных силах, есаул Серов отошёл несколько назад и остановился у замеченной ранее небольшой канавки. Казаки быстро спешились, успев оградить себя завалом из мешков с провиантом и фуражом, сбатовали коней и поместили их в середине круга, а сами залегли за мешками. Между тем конные толпы коканцев двинулись от Икана прямо и несколько в обход, первоначально тихо («тихим молчанием»), а затем, близко подойдя, и вскач, с криками.
Уральцы встретили натиск частым ружейным огнем и картечью единорога. Ошеломлённый отпором, потеряв сразу много убитыми и ранеными, неприятель отхлынул назад. Но затем с новою яростию, с криками “Алла”, коканцы ринулись на горсть храбрецов. Опять дружный огонь казаков и картечь охладили пыл нападающих…
Вероятно, коканцы понесли потери довольно значительные, потому что перестали нападать и, отойдя недалеко, остановились на ночь, разведя костры. Можно было и стрелять, но казаки берегли каждую пулю.
Об отступлении ночью нечего и думать. Казаки продолжали укрепляться, ограждаясь мешками и телами убитых лошадей. Между тем коканцы открыли огонь из орудий и фальконетов (небольшие пушки, менее горных единорогов). Гранаты и ядра довольно близко ложились и били лошадей, но, к счастью, не задевали людей. Об отдыхе и думать было нечего: пользуясь темнотой, коканцы старались подползать незаметно, чтобы с близкого расстояния броситься на казаков. Но тонкий слух и острое зрение — природные качества казаков — позволяли им вглядываться в окружающую темноту, чутко прислушиваться ко всякому шороху, и каждая попытка коканцев оканчивалась полною неудачею.
Долго тянулась ночь среди орудийной и ружейной пальбы, среди напряжённого внимания, но духом никто не падал. В числе казаков были люди бывалые, многие более 15 лет на службе, были и под Севастополем, имели знаки отличия военного ордена. Благодаря спокойствию, распорядительности командира и офицера, ободрению старослуживых, не унывали и новички, рассчитывая на своё превосходство над противником, как бы он ни был многочислен…
К сожалению, после 8-го выстрела колесо единорога сломалось. Сняли колеса с передка и кое-как их приладили, однако в этом положении единорог принёс немного пользы — приходилось его на спинах перетаскивать с места на место.
Наступившее утро доставило одно облегчение: противник не мог уже напасть внезапно. Но зато днём трудно было скрыть свою малочисленность и беречься от коканских пуль.
Казаки берегли пули и стреляли по отдельным смельчакам, которые иногда небольшими партиями подскакивали к отряду сажен на 100; по орудийной прислуге, заставляя не раз менять места орудий; по начальникам, насколько их можно было заметить по расшитым халатам и чалмам. Удалось подбить лошадь под самим Алимкулом.
Огонь противника, особенно артиллерийский (пушек у него было три), всё усиливался; из единорога же с нашей стороны, как для сбережения снарядов, так и по случаю порчи его — не стреляли. Так тянулся один час за другим. В отряде стали оказываться убитые и раненые; многие верблюды и кони были перебиты…
Но вот движение среди неприятеля как бы усилилось. Издалека, от города, донёсся отдалённый гул орудийного выстрела… Идёт ли выручка, или же это стрельба со стен Туркестана по подступившим коканцам?.. Опять выстрел, и как будто слышнее — видно, свои идут на помощь… Казаки с жадностью ловили звуки со стороны города. Выстрелы ближе… ясно, что это идёт выручка!…
В два часа пополудни выстрелы слышались уже близко. Все ждали, что вот-вот из-за пригорка покажутся знакомые штыки. Но стрельба стала затихать, будто даже и отдаляться, и затем затихла. Значит, выручка не дошла.
Тяжело отозвалось всё это на людях, но духом они не упали, решив дорого продать свою жизнь, живым в руки на поругание басурману не даться. А кичливый Алимкул шлёт записку: «Куда теперь уйдёшь от меня? Отряд, высланный из Азрета (так называется Туркестан у коканцев) разбит и прогнан назад; из тысячи твоего отряда (видно, Алимкул одного казака считал за десятерых; да как иначе и считать-то таких молодцов?) не останется ни одного. Сдайся и прими нашу веру; никого не обижу…».
* * *
Что же делалось в Туркестане?
Несколько часов спустя по отправке сотни стало выясняться, что казаки могут натолкнуться на значительные силы коканцев. Послали приказание Серову — в случае встречи со значительными силами остановиться в разрушенной крепости Тышанак, верстах в 10 от Туркестана, и наблюдать за движением неприятеля. Но было уже поздно: посланный не доехал, а часов в 5 пополудни в Туркестане услышали отдалённый орудийный гул, исходивший с одного места и не умолкавший всю ночь, что указывало, что сотня стоит и отбивается.
Комендант был в затруднении: у него оставалось всего 2,5 роты, несколько орудий, да и вполне положиться на жителей, лишь полгода назад покорённых, было трудно.
В 11 часов утра следующего дня, 5 декабря, из города выступил отряд из 152 человек пехоты и 8 казаков, с 2-мя легкими орудиями. Начальнику его приказано было помочь сотне – «с тем, что ежели отряд этот встретит огромные силы неприятеля и усиленную преграду для соединения с сотней и увидит движение неприятеля к Туркестану, то, не выручая сотни, следовать ему обратно».
Отойдя версты четыре, отряд стал замечать конные партии, а ещё далее — огромные толпы наступавших коканцев. Завязалась перестрелка, которую и слышали в сотне Серова. Коканцы, окружая высланный отряд, тянулись к городу, в виду которого, часам к 3-м, и появились. Отряд между тем подвигался вперёд, прошёл крепость Тышанак. До храброй сотни Серова оставалось каких-нибудь версты 3 или 4. Но неприятель ожесточённо напирал, окружая наступающий отряд; подходили новые его подкрепления.
Встретив массы коканцев, начальник отряда начал отходить. В город отряд вернулся уже вечером, в 6 часов. Ударили тревогу. В отдалённых садах появился неприятель, и трубные звуки его слышались даже в цитадели, куда свезены были все семейства; на стенах города всю ночь стояли дежурные части. А вдали, в стороне Икана, всё не прерывался гул выстрелов. Каждый понимал, в чём дело, и сознавал, что для героев есть предел…
* * *
Но вернёмся к сотне.
Получив отказ сдаться, Алимкул решил сломить упорство казаков. Из сотни заметили движение у неприятеля: подвозили на арбах и телегах камыш и хворост. Казаки стали догадываться, что коканец хочет “идти подкатом”, прикрываясь арбами…
Наступившая темнота, закрыв неприятельский стан, снова заставила казаков напряжённо вглядываться. Неприятель мог броситься на штурм и задавить своим многолюдством. Невесёлые думы передумывали уральцы за своими завалами… Казаки уже два дня не ели и не пили, а об отдыхе, тем более сне, и думать было нечего, да и патроны приходили к концу…
Есаул Серов решил послать вести о себе в город. Казаки Андрей Борисов, Павел Мизинов и Варфоломей Коновалов вызвались на это трудное дело. Мизинову, как слабому здоровьем, отказали. Двое остальных, с киргизом Ахметом, живо снарядились: надели поверх полушубков ружья, офицеры дали им револьверы. Они тронулись верхами и пропали в темноте. Но, наткнувшись на коканский пикет и дав по нему выстрел, скоро вернулись в сотню. Это их, однако, не охладило: опять Борисов и Ахмет, с новым спутником, казаком Акимом Черновым, пустились в другую сторону — на этот раз удачно.
Коканцы расположились преимущественно к югу от сотни; кругом были расставлены посты, ходили разъезды, огни горели всюду — и это помогло смельчакам пробраться между группами неприятеля, не предполагавшего такой смелости… В 9 часов вечера появились они под стенами Туркестана.
К утру 6-го числа коканцы отошли от города к Икану, и в час дня послана была вторично выручка: 207 человек пехоты и 10 казаков с двумя орудиями.
Между тем положение сотни становилось всё тяжелее. Томила неизвестность исхода попытки дать о себе весть в крепость. Никаких признаков, что посланные попались — значит, через первую линию прошли. Но удастся ли пробраться в Туркестан?…
Стало светать, начал обрисовываться лагерь противника, а вместе с тем казаки заметили арбы с наделанными на них щитами из хвороста и камыша. Огромные связки хвороста в виде больших валов, чтобы удобнее их накатывать, были заготовлены в разных местах. Действительно, “подкатом” задумали идти коканцы — у них насчитывалось до 16 подвижных щитов и арб. Халат не спасал коканца от казачьей пули, а за арбою и за щитом было безопасно…
Но казаки не теряли надежды на выручку, и есаул Серов решил вступить в переговоры, чтобы оттянуть начало, быть может, последнего боя.
Командир сотни вышел вперед и махнул рукой. Вышел коканец с оружием в руках, которое по настоянию положил. Серов требовал Алимкула, чтобы говорить с ним; коканец предлагал самому идти к нему, говоря, что он властитель; предлагались самые выгодные условия для сдачи, обещалась награда… Между тем казаки заметили, что коканцы стали надвигать щиты, а под Серова со стороны подкрадывались трое коканцев. «Ваше Благородие, уходите скорее! сейчас стрелять будем!» — закричали казаки и открыли огонь…
Остатки иканцев, собранные на 25-летия боя. В центре — командир сотни В.Р. Серов.
С 7-ми часов утра вновь закипел бой. Ожесточённый неприятель стрелял часто, постепенно подходя к казакам с трёх сторон. К часу дня все лошади в отряде были перебиты, 37 человек убито, много переранено. Четыре отчаянных попытки кокандцев броситься в рукопашную были отбиты…
Не видя поддержки и не находя сил сдержать противника, храбрецы решаются на отчаянную попытку — пробиться к городу или пасть в открытом бою. Нельзя медлить — зимний день короток, а до города вёрст 16; пройти их надо засветло, пока можно сдерживать коканцев ружейным огнём.
Кокандцы были ошеломлены, когда горсть героев, заклепав орудие, переломав ненужные ружья, с криками «ура» выскочила из-за завалов. Но они скоро увидели, что вместо сотен людей, которых они насчитывали у русских, на самом деле оказались лишь десятки… С дикими криками ринулся противник за кучкой храбрецов. Сначала отступали тесной толпой, потом увидели, что так неудобно, друг другу мешали стрелять. Сам собою образовался строй в виде лавы, но в три шеренги.
Чем далее шли, тем более строй этот редел и растягивался в длину. Однако метким огнем казаки сдерживали массу кокандцев в значительной дали. Тогда неприятельские всадники, сажая на крупы лошадей сарбазов (пешие стрелки), заскакивали вперед, ссаживали их, и последние со всех сторон начинали расстреливать уральцев.
Одиночные неприятельские латники и кольчужники врывались иногда в самую средину казаков, за что некоторые и платили головой; но другие, благодаря доспехам, ускакивали, успев поранить несколько казаков. Менее решительные метали пики и копья, нанося случайный вред отступавшим. Так, когда казак П. Мизинов наклонился поднять упавший шомпол, брошенная пика насквозь пробила ему левое плечо, пригвоздив к земле; однако он всё-таки вскочил и добежал до товарищей, которые и выдернули пику у него из плеча.
Когда кто-либо, истекая кровью и лишаясь последних сил, падал на землю, как хищные звери, с неистовыми криками отделялись из толпы конные всадники и бросались на беспомощную жертву… Всякий спешил отрезать голову, чтобы скорее представить начальству доказательство своей храбрости. И казаки «награждали» кокандцев за их усердие: не один из таких «героев» рядом со своим трофеем слагал и свою голову, поражённый выстрелом уральца, хотя и ослабевшего… Потом, уже вне выстрелов казачьих, кокандцы свободно надругались над обезглавленными трупами.
Всякий поймет, какое тяжелое чувство испытывал каждый, видя поругание над своими товарищами и сознавая, что вот-вот и он будет брошен, так как нести раненых не было никакой возможности. Всякий шёл, пока были силы…
Так продолжалось отступление. Прошёл час, другой. Бойцов становилось всё меньше и меньше. Чем далее, тем больше раненых — многие получили по две, по три раны, многих вели под руки, другие же придерживались за товарищей. Про голод и жажду, про усталость от бессонных ночей забыли: была одна забота — идти вперёд и как можно дороже продать свою жизнь. Движение всё более замедлялось — нельзя было двигаться скорее, многие еле передвигали ноги. Отступая три часа, казаки отошли всего 8 вёрст. Впереди ещё нужно пройти более 8 вёрст, а короткий зимний день шёл к концу… Кровавый след, поломанные ружья да трупы обозначали путь уральцев.
Одною из жертв был сотник Абрамичев. Первая пуля попала в висок, — он шёл под руку; вторая ударила в бок, — он продолжал идти, пока пули разом не хватили в обе ноги, и он упал. «Рубите скорее голову, не могу идти», — были его последние слова. Погубило его то, что он не хотел снять офицерское пальто и папаху, обращавшие на себя внимание коканцев. Когда он упал совсем, сражённый последними пулями, то проходившие мимо него Серов и казаки простились с ним, как с мёртвым, говоря: «прости нас, Христа ради». «Не отошли мы, — рассказывал иканец, — и 15 шагов, как кокандцы тучей насели на сотника Абрамичева и дорезали его, уже мёртвого, у нас на глазах». Через две минуты в его офицерском пальто скакал какой-то коканец. После, сбирая растерзанные трупы, едва узнали его по окровавленному клочку кармана.
Начинало уже темнеть, было около 4 часов пополудни; всякий напрягал последние силы… Но вот послышалась ружейная стрельба; толпы коканцев со стороны города отхлынули в разные стороны — на пригорке, в полуверсте, показались бегущие навстречу солдаты!…
Начали считать оставшихся: из двух офицеров — один убит, другой — командир сотни — ранен в верхнюю часть груди и контужен в голову; пальто было прострелено в 8 местах; из 5 урядников — 4 убито, а 1 ранен; из 98 казаков — 50 убито, 36 ранено, 4 артиллериста ранены, фельдшер, фурштат и вожак из киргиз — убиты; некоторые имели по 5 и 6 ран. Помощь подошла вовремя: казаки так ослабли, что не могли уже идти и их повезли в крепость на высланных подводах, в лазарет — откуда, однако, не все вышли здоровыми, многих похоронили вскоре.
«Не нахожу слов, — доносит в рапорте 8 декабря 1864 г. есаул Серов коменданту Туркестана, — чтобы вполне передать все молодецкие подвиги своих лихих удальцов товарищей и верных слуг Государя. Не было ни одного, который чем-либо не заявил себя. Эта горсть храбрых защитников, во время отступления между тысячей неприятеля, не смотря на сильный холод, вся измученная и израненная, побросала с себя последнюю одежду и шла в одних рубашках, с ружьем в руках, обливая кровью путь свой».
Неприятель на другой день удалился. На 4-й день выслан был отряд собрать трупы павших героев: все они были без голов, изуродованные. 10-го числа вырыли общую могилу, накрыли холстом, отслужили панихиду и насыпали над могилою холм.
Государь Император щедро наградил участников боя: есаул Серов получил чин, орден св. Георгия 4-й степени, урядник Александр Железнов произведён в хорунжие, казаку Павлу Мизинову возвращён чин сотника, и все вообще, оставшиеся в живых, получили знаки отличия Военного Ордена. Вот список их:
Командир сотни — есаул Василий Родионович Серов; сотник Павел Абрамичев — убит.
Урядники: Панфил Зарщиков, Давид Криков, Пахом Мишалов, Ерофей Филиппов (все убиты), Александр Железнов.
Казаки:
Убиты: Тит Овчинников, Климентий Блкин, Николай Мазанов, Антон Болдырев, Сидор Ковалев, Ермолай Васильев, Фома Темнов, Никон Лоскутов, Федор Шапошников, Ананий Парфенов, Макей Арчашников, Куприян Калмыков, Гавриил Жидков, Иван Сыщиков, Климентий Тюнин, Максим Сыщиков, Авдий Камцев, Павел Герасимов, Захар Зузанов, Яков Овчинников, Андрей Романов, Прокофий Романов, Иван Павлов, Иолий Рудометов, Евсигний Дорофеев, Никита Пономарев, Евстафий Пономарев, Осип Марков, Ераст Стариченков, Семен Михеев, Ларион Ларин, Дорофей Портнов, Афанасий Землянушнов, Варфоломей Коновалов, Тарас Парфенов, Иван Аронов, Дмитрий Киреев, Осип Болдырев, Иван Петров, Семен Волков, Григорий Волков, Григорий Божедомов, Самоил Мазанов, Иван Панов, Евлампий Гордеев, Иван Рыгин, Иван Тяпухин, Иван Фолимонов, Евпл Болдырев, Александр Тумин;
Умерли от ран после дела: Насыр Фаткуллин, Платон Добрынин, Иван Коптелов, Савелий Ярочкин, Елистрат Корчагин, Григорий Азовсков, Михаил Бахин, Сидор Максин, Терентий Толкачев, Ермолай Чесноков, Алексей Логинов.
Остались в живых: Андрей Борисов, Аким Чернов, Павел Мизинов, Матвей Мостовщиков, Евстифий Синицын, Филипп Каймашников, Зиновий Скачков, Евграф Агафонов, Михаил Бакиров, Филипп Шарков, Понкрат Скоробогатов, Евстифий Соболев, Викул Хамин, Гавриил Подлипалин, Алексей Чиров, Федор Парфенов, Михаил Прикащиков, Василий Герасимов, Федор Кирилин, Иван Агафонов, Венедикт Панькин, Никита Потапов, Ананий Зевакин, Евстигней Ворожейкин, Федул Мирошхин, Александр Портнов, Василий Казанцев, Иван Кокорев, Емельян Голубов, Савин Горин, Харитон Сластин, Артемий Кочемасов, Василий Парфенов, Шаргай Токмаев, Василий Рязанов, Кузьма Бизянов, Алексей Орлов.
Артиллеристы Грехов, Огнивов (все ранены); фельдшер Бинднер — убит; фурштат Барбанников — убит; почтарь кара-киргиз Ахмет.
Когда оставшиеся в живых казаки возвращались на родину, в Оренбурге Командующий войсками округа генерал-адъютант Крыжановский устроил им обед в зале собрания.
В 1865 году в числе казаков, отправленных с рыбою и икрою к Высочайшему Двору, было трое из иканцев: урядники Борисов, Чернов и казак Агафонов. Августейший Атаман всех казачьих войск расспрашивал их про дело. Наследник Цесаревич изъявил желание, чтобы они были представлены Государю Императору, и прибывший с командою есаул С.С. Хорошхин и трое нижних чинов были представлены Государю.
Его Величество, поздоровавшись с уральцами, изволил спросить, знают ли они, что доставшееся неприятелю в деле под Иканом орудие взято впоследствии обратно, в числе прочих, в Ташкенте? После других вопросов Государь соизволил пожаловать урядникам Борисову — серебряный темляк, Чернову — серебряную медаль для ношения на шее на Георгиевской ленте, казака Агафонова произвёл в урядники, и всех троих перевёл в Уральский гвардейский дивизион.
Почти 20 лет спустя Иканский бой вспомнился снова: в 1884 году летом поставлен был памятник на поле битвы. Постройка выполнена бывшим туркестанским воинским начальником подполковником Головиным на добровольные пожертвования. Памятник из кирпича, в виде четырёхсторонней колонны, высотою около 5,5 аршин; на вершине её водружён чугунный крест, а внизу чугунная доска с надписью: «Памяти воинов, павших под Иканом в 1864 году». В 1885 году памятник был окружён в виде ограды 8 орудиями, связанными артиллерийскими тормозными цепями.
Памятник героям-иканцам на Братской могиле
В Высочайшей грамоте, данной на Георгиевское знамя, пожалованное Уральскому войску 6 мая 1884 года, значится: «При завоевании же Туркестанского края и водворении в нем порядка, оно, с самых первых шагов туда Наших войск, несло непрерывные труды и ознаменовало себя в многочисленных боях, в особенности же в 1864 г. в деле против коканцев под Иканом, подвигами отваги и мужества».
В приказе по Военному Ведомству 7 октября 1884 года объявлено: «В ознаменование особого Монаршего благоволения к подвигам мужества и храбрости, оказанным находившеюся в 1864 году, в составе гарнизона города Туркестана, уральскою казачьею сотнею в деле против коканцев 4, 5 и 6 декабря 1864 г. под Иканом и для увековечения этого блестящего дела в памяти уральских казаков, Государь Император Всемилостивейше жалует 4-й сотне Уральского казачьего 2 полка знаки отличия на головные уборы с надписью: «за дело под Иканом 4, 5 и 6 декабря 1864 года».
Кроме того, память о бое под Иканом увековечена следующими памятниками: 1) в церкви г. Туркестана помещена чугунная плита с именами казаков, павших под Иканом; 2) на старом кладбище Туркестана в братской могиле похоронены убитые под Иканом, могила обнесена кирпичной оградой, на которой находится железная доска с соответствующей надписью, а внутри находятся 3 креста, поставленные казаками; 3) ежегодно 6 декабря совершается в церкви Туркестана торжественная панихида по убитым; 4) Уральское войсковое общество положило в 1874 году образовать в Уральской войсковой мужской гимназии, ныне войсковом реальном училище, стипендию в память подвига под Иканом, на проценты с которой содержатся дети или близкие родственники иканцев; деньги на стипендию собраны в среде войскового сословия; 5) одна из войсковых народных школ (в Коловёртном посёлке Бударинской станицы) названа Иканской — её открытие совпало с чествованием 25-летия Иканского дела в 1889 году; 6) одна из площадей Уральска и разведённый на ней парк носят названия «Иканская площадь» и «Иканский бульвар».
Наконец, осуществилась мысль о сооружении иконы Святителя Николая Чудотворца Мирликийского, под покровом которого казаки отступали 6 декабря 1864 года. Икона, написанная в византийском стиле академиком Васильевым, помещена в дубовый киот, по виду своему напоминающий памятник на поле битвы и имеющий наверху высеребренный крест с образом Архистратига Михаила. Под крестом находится бронзовая крестообразная доска с текстом из Евангелия Иоанна: «Больше сея любви никто же имать, да кто душу свою положит за други своя». Ниже доски помещена икона Святителя Николая, перед которой висит серебряная вызолоченная лампада. Ещё ниже последовательно помещены небольшая бронзовая дощечка с надписью, на какие средства сооружена икона, затем высеребренный знак на головной убор, в значительно увеличенном размере, Всемилостивейше пожалованный 4-й сотне 2 полка с надписью: «За дело под Иканом 4, 5 и 6 декабря 1864 г.», а под ним увеличенного размера высеребренный знак отличия Военного Ордена на Георгиевской ленте. Затем на цоколе бронзовая доска с именами всех чинов сотни, с разделением на группы: остались в живых, убиты, умерли от ран. Киот высотою до 5,5 аршин помещён в старейшем храме войска — Войсковом Соборе во имя Михаила Архангела, в боковом приделе Свят. Николая Чудотворца. Освящение Иконы было произведено в мае 1893 года, в присутствии иканцев, живущих вблизи Уральска.
Образ святителя Николая в уральском храме
Чествование 25-летия славного боя под Иканом было в Уральске 5 и 6 декабря 1889 года. В первый день была отслужена торжественная панихида по убитым, после чего в войсковом театре войскам и воспитанникам учебных заведений было прочитано описание дела под Иканом. На следующий день был парад с отданием воинской чести иканским героям, построенным впереди фронта войск лицом к ним, после чего войска прошли мимо них церемониальным маршем. После парада в зале войскового собрания был дан обед, а вечером в театре — спектакль. К 25-летию Иканскаго боя Его Императорским Высочеством Наследником Цесаревичем Николаем Александровичем были назначены денежные награды оставшимся в живых участникам боя…
В тысячелетней жизни нашего Отечества немного найдется примеров таких быстрых и обширных завоеваний, совершённых в столь короткий срок. Геройский подвиг под Иканом, составляя украшение всей нашей армии, добыт кровью одних уральцев — в этом значение его для каждого уральского казака. В трехсотлетней службе Престолу и Отечеству Уральского войска он займёт одно из самых видных мест и будет служить украшением боевой летописи войска.
Хвала и честь вам, иканские богатыри, честно поработавшие на славу и величие Отечества и родного войска!
Составил Михаил Хорошхин
(типография Уральского казачьего войска, 1895 года)
