Фейерверкер Коржов

Слава казачья

Автор: 30-й Артиллерийской бригады Штабс-Капитан Павлов  Источник: Рассказы из боевой жизни полевой артиллерии для нижних чинов. г. Минск. 1892 г. 

Это было в 1870 году, в зауральских киргизских степях, в то время, когда киргизы перестали повиноваться властям, начали грабить и разбойничать и когда для усмирения их начали высылать небольшие отряды. Один из таких отрядов стоял в урочище Орженец, другой—у озера Чушка-Куль. Расстояние между обоими пунктами верст 90.

24 Июля Донской № 8 батареи фейерверкер Коржов получил приказание от начальника Чушка-Кульскаго отряда отвести на Орженец 135 верблюдов, необходимых для перевозки тяжестей. Рано утром небольшая команда Коржова, в составе 13 артиллеристов, 2 уральцев, 3 оренбургских казаков и одного переводчика казака Халилова (из татар), выступила к Орженцу в таком порядке: бомбардир Киреев с 4 казаками впереди, в 150 саженях за ними—Коржов с 3 артиллеристами, за ним верблюды с 13 вожатыми из киргиз и казаки, а сзади в 100 с.—4 артиллериста с бомбардиром Ерофеевым. Пройдя верст 30, транспорт расположился ночевать у речки Чегана.

После ужина, старший вожак уложил верблюдов в каре (четырехугольник), головами в середину и перевязал их веревкой. 9 человек стали на всю ночь пикетами кругом транспорта, а остальные легли в середину. С рассветом пошли дальше и скоро достигли скалистого выступа на Мугоджарских буграх, которые тянутся поперек уральской степи. Часов около девяти утра передовые казаки заметили что-то подозрительное и дали знать Коржову: «Не то киргизы впереди, не то сайгаки (степные козы)—им не распозвать. Прошло несколько минут, и все увидели толпу киргизов, человек в 150, которая неслась прямо на отряд. Авангард отступил. Верблюдов быстро уложили в каре по пяти рядом таким образом, что каждый верблюд следующего ряда пришелся в промежуток между двумя передними; а чтобы верблюды не поднялись, ноги им связали арканом (веревка из конского волоса).

Тут Коржов заметил, что старший вожак выбирает арканы похуже. Он отдул его нагайкой и пригрозил, через переводчика, что первую пулю всадит ему в лоб. Верблюды быстро уложены и перевязаны. Лошадей поставили в середину каре. Казаки залегли между 4 и 5 рядом. Артиллеристы приготовили свои шашки и гладкоствольные пистолеты, казаки —свои шесть винтовок и 200 патронов. Киргизы надвигались все ближе и ближе и шагов за четыреста открыли пальбу с двух сторон: с фронта и слева. Коржов, один из артиллеристов, который был прежде в делах, отдал приказание не стрелять раньше, чем киргизы наскочат на полсотни шагов,
—Ну-ка, братцы, благословите! —сказал уралец Петр Любимов.
—Бог тебя благословит, и мы тебя благословляем! — ответил за всех Коржов.
Раздался первый выстрел: лошадь мятежника повалилась. Другой выстрел свалил самого всадника. Впереди шайки гарцевал наездник в бархатном, расшитом золотом и серебром, кафтане. Значок в руке и дорогое оружие указывали, что это начальник.

— Смотри-ка, сказал Коржов казаку Косоножкину, нельзя ли осадить этого молодца с лошади?
— Попробую, ответил казак. Свистнула пуля. И всадник и лошадь повалились. Человек 20 киргиз бросились поднимать джигита (молодца). Сильно хотелось казакам дать залп в эту кучку, но благоразумный Коржов не позволил: Нечего терять понапрасну заряды на сто шагов; лучше поберечь их, пока понадобятся на десять». Киргизы скрылись за курганом.

Казаки с артиллеристами сошлись в кружок и держали совет, что им теперь делать. Надумали послагь казака Волошинова в Оржепец, чтобы дать весточку об отчаянном положении отряда. Пустил своего бегуна Волошинов… Толпа конных киргизов, следившая издали, пустилась за ним в догонку. Дрогнула сухая киргизская степь под копытами киргизских скакунов. Послышался гик, ржанье коней, поднялось облако пыли… Наши стали креститься. У каждаго сдавило в груди: яа что если не уйдет?—Часа через два из-за гор показалась новая партия в 500 или 600 человек и, вместе с старой, разом бросилась на каре. Храбрецы наши помолились Богу на все четыре стороны, попрощались друг с другом и приготовились к смертному бою. На одного русскаго приходилось по сорока врагов.

—Ну, братцы, не робейте! сказал Коржов, послужите Богу и Государю! Живыми не сдаваться! Мятежники густою толпою окружали каре; между ними видны были в своих высоких бараньих шапках хивинцы, одетые и вооруженные гораздо лучше, чем киргизы.

«Сдавайтесь, коли хотите жить!» кричали из толпы. Переводчик отвечал: «Мы не для того укрепились, чтобы сдаться!»—«Переходи на нашу сторону!» кричали киргизы переводчику.—«И тогда не перейду, когда у нас будет кровь по колено!» отвечал Халилов.

Наши были хорошо защищены от выстрелов, но лошадям пришлось плохо. Израненные, перепуганные, они начали ржать, биться, потом кидаться вон из каре, через верблюдов, которые, в свою очередь, подняли жалобный крик от нестерпимой боли. Наконец, когда несколько канатов лопнуло, лошади вырвались па простор и сейчас-же попали в руки киргизов. Киргизы собрались к одной стороне и начали готовиться к штурму. Те, которые имели пики, слезли с лошадей, а конные продолжали палить. В тоже время из-за гор подскакало еще несколько партий. Пешие киргизы, двумя большими толпами, человек по двести, с гиком кинулись на каре.

—Какой-же, братцы, нужно смерти краше: по 40 человек на одного!» закричал Косоножкин, когда киргизы уже лезли в каре. В эту самую минуту вожаки—киргизы выпрыгнули из каре и перебежали к мятежникам.

—Не робейте, братцы! крикнул Коржов, не давайтесь живыми в руки, вырывайте у них пики!
Нахватали штук 70, хотя и накололи себе руки. Видя малочисленность команды, мятежники становились все смелее. Врывались в каре сначала поодиночке, потом кучками. Завязалась общая свалка. Наши отбивались чем попало: шашками, обломками пик, работали кулаками. У Богомолова выбили шашку, два дюжих киргиза схватили его за   волосы и потащили из каре. Он выхватил из-за пояса пистолет и хватил курком по голове сначала одного, потом другого: оба упали с проломленной головой. А там вскочил киргиз с ружьем и целится; Косоножкин выхватил ружье и ударил киргиза прикладом. В другом месте Карташев рубнул шашкой здоровущего киргиза, но шашка, попавши на кольчугу, согнулась. Карташев не потерялся; обернул шашку и полоснул киргиза эфесом по лицу! Ворвался еще один панцырник с двустволкой на перевес; он пробежал мимо семи человек,—все согнули свои шашки об его кольчугу. «Бейте его, ребята, по рукам ниже локтя!»- крикнул Коржов. Посыпались на киргиза удары: руки у него опустились, двустволка упала, и сам он покатился через верблюдов. Славно дралась наша горсть храбрецов, но их было мало, а киргизов все прибывало да прибывало.

Пуще всего боялись защитники, чтобы киргизы не порезали веревок и не испортили каре. С пиками в руках, разом, они выскочили вперед, не допуская киргизов в середину. Те скоро заметили, что Коржов старший в партии и стали в него целить больше, чем в других. Перебили в его руках две пики, а когда он нагнулся поднять третью, его пырнули сзади, с коня, копьем в спину, повыше пояса. Коржов распоряжался по прежнему, но скоро был ранен пулею в правую руку, выше кисти. Отважный фейерверкер свалился на землю: «Братцы, не робейте, хоть я вам не помощник!» Отбивались из последних сил. Надежды на помощь не было. Всякий готовился умереть. Коржов, прислонившись к спине верблюда, тяжело дышал. Он сам видел, что наступают последние минуты предсмертной борьбы, что у защитников опускаются руки… Вдруг киргизы бросились к лошадям и начали отступать… Наши оторопели: они не знали, что и подумать. А дело было просто.

Волошинову удалось прискакать благополучно в Оржевец. Живо собрались два взвода стрелков и побежали к Чагрою. Одно орудие, под командой сотника Фомина, догнало стрелков уже на ходу. В 3,5 часа, отряд сделал 25 верст. Кто успевал, садился на лафет, или артиллерийскую лошадь.
Слава Богу, ребята, сказал вздохнувши Коржов: вот и наши!

Толпа конных киргизов еще раз бросилась на несчастную команду, но из каре раздался дружный залп, с другой стороны шлёпнула граната, и толпа рассеялась.

Как подошли стрелки к транспорту, как осмотрелись да заглянули в средину, так у них защемило сердце от боли: вокруг побоища лежали убитые киргизы, раненые и убитые лошади, кучи изломанного оружия; внутри каре— все залито кровью. Два казака лежали мертвые, семь тяжело раненых, а прочие, тоже израненные, точно выскочили из адского огня. Их белые рубахи изодраны, окровавлены. Лица измучены долгим страданием; один просит, чтобы ему дали пить, а другой умоляет Христом—Богом, чтобы его прикончили. Остался невредим лишь бомбардир Киреев.

«Где Коржов! Жив-ли?»- спросил первым делом сотник Фомин.
А Коржов и ответа не дает: сидит на том-же месте, также тяжело дышит.
Взялись теперь наши солдаты за перевязку раненых. Порвали свои рубахи, забинтовали, как умели, раны и, поднявши верблюдов, устроили на них носилки. В Орженце все вышли на встречу печальному шествию.

Все почти плакали, глядя на носилки. Сняли их осторожно, напоили страдальцев чаем; фельдшер перевязал им раны. Прошло два дня: трое умерло, остальные оправились.

Государь Император изволил произвести Коржова в первый офицерский чин и наградить знаком отличия 2-й степени, Волошинова—званием урядника и знаком отличия 3-й степени, а всем остальным пожаловал знаки отличия 4-й степени.

Оцените автора
Казачий Круг