На Баязет
06.01.12 Автор: Полковник Ф. И. Елисеев Источник: "Военная быль" № 114 Январь 1972 год. Париж.
19 октября 1914 г. Турция объявила войну России. В полночь
на 20 октября Закаспийская казачья бригада из города Маку в Персии выступила к
границе Турции, находившейся в 20 верстах, у южного подножия Малого Арарата. С
рассветом в бой были брошены две с половиной сотни 1-го Кавказского полка. Бой
затянулся. Спешенными сотнями турки к вечеру были сбиты. Бригада ночевала открытым
биваком на персидской территории.
21 октября, пройдя 20 верст без боя, полки остановились в
курдском селе. Получен был приказ по бригаде: « К полуночи от 1-го Кавказского
полка выдвинуть одну сотню на запад, в сторону крепости Баязет на пять верст,
там ей остановиться и быть головной заставой бригады. От нее немедленно выслать
взвод казаков под командой офицера, которому ночью же прорваться мимо крепости
и вручить секретный пакет начальнику авангарда Эриванского отряда генералу
Гулыге, наступающему на Баязет с северо-запада». В охранение была назначена 4-я
сотня 50-летнего есаула С. Е. Калугина, и в нее, на сутки, был назначен хорунжий
Ф. И. Елисеев, которому приказано было доставить этот секретный пакет. Это было
несправедливо, т. к. 4-я сотня с Калугиным вела вчера « первый бой с турками »,
а Елисеев в нем участвовал с первой полусотней своей третьей сотни.
В 10 часов ночи сотня выступила. Темнота исключительная.
Кругом — гробовая тишина. Слева — горный массив темною тучею угрюмо навис над
нами. Справа — кваканье лягушек в болотистых зарослях. За болотом — таинственная
масса Большого Арарата с белою снеговою вершиною, так ярко видимая и ночью.
Сотня, пройдя пять верст, спешилась. Под бурками, при электрическом фонарике,
мы, трое офицеров, нагнувшись над картою «десятиверсткою » (10 верст в одном
дюйме), никак не можем ориентироваться, — где именно находится крепость Баязет
?... Как, какою тропою - дорогою можно будет мне « проскользнуть » мимо
крепости?
Разъезд « оторвался» от сотни и, фактически, попал « в
безвоздушное пространство », предоставленый абсолютно самому себе в исполнении
боевой задачи и... случаю.
В ночи мертвая тишина. Вся природа погружена в сон. Казаки
молча, сосредоточено, послушно и « в кулаке » следуют за своим офицером в
неизвестность. Прошло два часа времени. Вот и последний отрог кряжа. Здесь
разветвление дороги, одна — на юго-запад, к Баязету, а вторая — на
северо-запад, к Чингильскому перевалу (граница России с Турцией), который, по
предположению штаба бригады, должен был быть занят 2-й Кубанской пластунской
бригадой генерала Гулыги. И лишь только головной дозор свернул вправо, как
сразу же « хлюпнул » в водяную поляну, продолжение дороги. Стая диких уток,
потревоженных в ночной дремоте, с шумом и кряканьем вспорхнула вверх, испугав
казачьих лошадей и, одновременно с этим, справа от нас, со склонов Большого
Арарата, раздался по казакам недружный залп, сверкнув в ночи огнем.
Разъезд обнаружен. Ну, думаю, — сейчас начнется... Вот сию
минуту начнется что-то худшее... И, наверное, с трех сторон. Головным дозорам
даю рукою знаки: «Вперед, вперед... Только вперед... Отступления все равно не
будет». Пусть половина, пусть четверть разъезда дойдет до связи с пластунами,
но секретный пакет должен быть доставлен по назначению. Этого требуют наш
воинский долг, воинская честь и доброе имя родного полка.
Мертвая тишина похоронила этот недружный залп противника и —
час, другой, третий—разъезд двигается тяжелым шагом по тине, по болоту, по
зарослям куги и камыша, спугивая новые стаи диких уток, не ведая, — где-же
кончатся эти водяные заросли и что нас ждет впереди?... Белая шапка хрустально-нарядного
Большого Арарата осталась уже далеко позади нас. Впереди массив Агри-Дага с
Чингильским перевалом, — мрачный и неизвестный. Рассекая грудью своего коня
водяную топь, приблизился начальник дозоров урядник Квасников. Тихо произносит
: — « Ваше благородие! Село... » « Занять! » — коротко бросаю я, торопясь вслед
за ним.
Село занято. В нем — ни души. В сарайчиках из булыжников
стоят привязанные ишаки. Во дворике спят до десятка белых гусей. В каменных
норах-жилищах « в тандырах » (подземные кувшинообразные печи) еще не погасли
кизяки. Явно, село только что покинуто и покинуто спешно. Значит — «наши» близко,
— заключаю я.
Уже пять часов утра. Еще темнота ночи.
Куда же двигаться? Решаю до утра остановиться здесь.
Приказываю: — на всех четырех углах расставить по два казака; лошадей завести в
каменные дворики; если появятся турки — будем отстреливаться до конца; казаки и
кони утомлены; лошади мокры до тебеньков седел; цепью спешенных казаков заняв
каменные изгороди, с винтовками « на изготовку », — разрешил отдыхать,
вздремнуть; бодрствовать должны только 4 пары часовых, взводный урядник Серкин
и я. Лежу, завернувшись в бурку. Бинокль на груди. Всматриваюсь в ночную
темноту, думая, — что она нам даст к утру? Пригревшись среди казаков, помимо
своего желания я потерял бодрость. Чувствую, кто-то тормошит меня за плечо и
говорит: « Ваше благородие... Ваше благородие... Конница турок ». То будил меня
Серкин. Сон как рукой смахнуло. В бинокль вижу : от горного хребта, уже на
равнине, на юго-восток, медленным шагом двигается человек 30 всадников. В
бинокль « Цейса » не могу определить, — свои это иль турки? Стояла еще
предутренняя темнота. Казаки уже залегли за булыжными завалами с заряженными
винтовками. Для выяснения посылаю навстречу 4 конных казаков. Увидев их,
всадники остановились и выслали навстречу также 4 конных. Выяснилось, что то
был взвод казаков, высланных генералом Гулыга на разведку крепости Баязет, которую
мы уже давно прошли. Через час с лишним времени, двигаясь на северо-запад и
поднявшись на склоны Агри-Дага, вошли в село. На улицах тучи кубанских
пластунов. Они праздно толкутся на улицах, видимо после завтрака, и с
удивлением рассматривают казаков неведомого им отряда. Показали мне домик, где
находится главный их начальник. Секретный пакет был адресован на имя начальника
авангарда Эриванского отряда генерала Гу- лыги, но когда я вошел в помещение,
то увидел, что в углу за столом сидел очень круп-ный генерал в черкеске-шубе, а
генерал Гулыга, стоя перед ним, что-то докладывал. Поняв, что это и есть
начальник всего Эриванского отряда, я доложил ему о цели моего прибытия и
вручил секретный пакет. Генерал принял меня сухо, словно я прибыл с разъездом
из соседнего села, и не подал руки. Генерал Гулыга, командир 2-й Кубанской
пластунской бригады, он же и начальник авангарда, подскочил ко мне, заключил в
свои объятия и почти прокричал:
«Ваше Превосходительство!... Да ведь это наш родной кавказец!»
И не обращая ни на кого внимания, громко продолжает, уже обращаясь лично ко мне:
« Как же вы, хорунжий?!... Где же наш славный 1-й Кавказский
полк?... Говорите, говорите! » А сам суетится, хлопает обеими руками по полам
черкески и ни секунды не стоит на месте.
Генерального штаба генерал-майор Гулыга с 1911 года был
атаманом нашего Кавказского отдела Кубанской области. Управление отдела находилось
в нашей, Кавказской станице. С 1911-го и по 1913-й годы включительно, будучи
юнкером Оренбургского казачьего военного училища и приезжая в отпуск, я неизменно,
и обязательно, по уставу, представлялся ему. В мае 1914 г. я был командирован в
лагери льготных казаков нашего отдела, начальником которых он был. В общем,
генерал Гулы- га отлично знал меня. И вот — такая неожиданная встреча в Турции
и на войне, взвод казаков прибывший из Персидского отряда.
Генерал Абациев передал мой пакет начальнику своего штаба.
Последний задал мне несколько вопросов о «Макинском отряде» из Персии, в
который входила наша бригада. Выслушав все, Абациев сказал: « Хорошо, хорунжий...
Отдохните... Мы приготовим ответ, и вы с ним вернетесь назад ».
Доклад окончен. Генерал Гулыга выходит из комнаты. Я следую
за ним. На улице его окружают пластуны, офицеры и казаки, словно рой пчел около
своей матки. Генерал шутит со всеми, смеется, острит и пластуны, с доброю
сыновьей улыбкой радости на лицах, глядят на него, слушают все это, словно изречения
своего пластунского мудреца иль колдуна.
Мой взвод казаков передан в распоряжение командира сотни
3-го Кавказского, льготного, полка подъесаула П. И. Копанева, приданного к
пластунской бригаде генерала Гулыги. Казаки накормлены и залегли спать после
тревожной и бессонной ночи. Где-то в сарае, поверх соломы, завернувшись в
бурку, неизменную спутницу каждого казака, лег и я... И провалился в сон,
словно умер. Сколько спал, не знаю. Шумная беготня пластунов и громкие клики «
ура » разбудили меня. Прибежал ординарец, зовет к генералу Абациеву.
« Почему пластуны кричат ура? — спрашиваю его.
« Да урядник Малыхин вернулся из Баязета... Крепость в наших
руках. За это генерал Абациев поздравил его в зауряд — хорунжие,—ответил он. —
Потому и кричат казаки радостно « ура ».
Я у Абациева. Здесь и генерал Гулыга со многими своими
старшими офицерами. Он такой-же живой, как ртуть, и радостно повторяет своим
громким голосом: « Ну и кавказцы же!... Даже Баязет они взяли! ».
В него вошел головным наш 1-й Кавказский полк Закаспийской
казачьей бригады.
Турки оставили Баязет без боя на второй же день войны.
Под восторженные клики « Ура », под размахивания папахами
оставшихся пластунов отдохнувший молодецкий взвод казаков « первоочередного
полка », на нетронутых еще войною лошадях, — с радостной душой стал спускаться
легкой поступью своих кабардинских коней, вниз по узкой улице армянского села
Агнот, направляясь в свой полк, в Баязет. Мы шли уже не по болотам, а прямой
дорогой. И как был не похож этот путь, на путь ночной! И как раздольно теперь
во всей этой Баязетской долине! И нет уж никакого страха! Вся долина ведь
находится в руках победителей казаков!
В дождливый вечер прибыли к Баязету. Вся Закаспийская
казачья бригада расположена биваком в палатках, у подножия хребта. До Баязета,
вверх по ущелью, около 2 верст. Явился к генералу Николаеву и представил
ответный секретный пакет от генерала Абациева. Николаев, пожилой добрый старик,
участник русско-японской войны 1904-1905 гг., посмотрел мне в глаза и
поблагодарил за выполненую задачу. Начальник штаба бригады, Генерального штаба
капитан Степан Сычев, попросил меня задержаться у него и начал, буквально,
«вытягивать» из меня все, до мельчайших подробностей : что я видел и узнал об
Эриванском отряде генерала Абациева? о штабных офицерах ? об их боевом плане,
что говорили и спрашивали они о нашем Макинском отряде?
Это был настоящий допрос, словно бы перебежчика из
вражеского стана. С капитаном Сычевым я был знаком еще в Мерве, где он
командовал ротой одного из Туркестанских полков для отбытия командного ценза,
по окончании Николаевской Академии Генерального штаба. Высокий, стройный
блондин с красными лампасами на шароварах, он там тогда невольно обращал на
себя внимание. Он был казак Донского Войска. Пользуясь этим, я ответил, что
«все это не относилось к моей задаче ». Он же любезно, с улыбкою, дружески —
наставительно сказал:
—А нет, хорунжий. Вы должны были бы, как говорят, даже и все
сплетни узнать, какие имеются в других штабах... Вот это, и называется —
настоящая и подлинная глубокая боевая разведка.
Мне, молодому хорунжему, воспитанному на долге, чести и
чистоте, все это совершенно не понравилось, что я ему и высказал:
—Это, хорунжий, надо понимать не буквально, но всякий
офицер, попав в другой отряд, должен во все вникнуть, даже и сверх своей задачи.
Но я вами очень доволен: вы свою задачу выполнили отлично и своевременно, —
закончил он.
В правдивости его слов наша Отдельная Закаспийская казачья
бригада убедилась ровно через два дня: ее «оттерли » от участия в боевых
операциях, как прибывшую из далекого Туркестана сюда на Турецкий фронт, и
боевую славу предоставили стяжать полкам 2-й Кавказской казачьей дивизии, под
начальством молодого генерала Генерального штаба Певнева, Кубанского Войска.
Командир полка полковник Мигузов, на удивление, был очень
любезен со мною и зло говорил « о заболевшем офицере », вместо которого я был
назначен в этот ночной разъезд прорваться мимо Баязета и с казаками другой
сотни. Но я уже забыл « о страшной ночи ».
Наша 3-я сотня была в сторожевом охранении и вернулась на
бивак поздно, с темнотой ночи, и мокрая от дождя. В палатке своего командира
сотни, умного и благородного подъесаула Г. К. Маневского, — ему и хорунжему
Коле Леурда я дружески рассказываю всею « одиссею» разъезда, встречу с генералами
Абациевым и Гулыгою и своими пластунами «второй очереди». Они слушают
внимательно. Мы едим горячий борщ из казачьего котла, пьем потом горячий чай,
дождь стучит по палатке, и нам тепло, тепло на душе.
По книге бывшего генерал-квартирмейстера штаба Кавказской
армии Генерального штаба генерала Е. В. Масловского, под заглавием « Мировая
война на Кавказском фронте 1914- 1917 гг. », выпущенной в Париже (год не указан),
в конце книги, в «Приложении » № 6, на странице 436-437, автор поместил «
Группировку Кавказской армии к началу войны с Турцией. В ней, под определением
« Эриванское направление», т. е. против крепости Баязет, указаны следующие
войсковые части:
1. 2-я
Кубанская пластунская бригада - 6 батальонов.
2. 2-я
Кавказская казачья дивизия - 24 сотни и 12 орудий.
3. 1-я
бригада 66-й пехотной дивизии - 8 батал. и 40 орудий,
4. 26 и 27-я
бригада Пограничной стражи, саперная и инженерная роты, и пять сотен конных
пограничников.
Со стороны Персии наступала на Баязет наша Закаспийская
отдельная казачья бригада — и конная батарея в 6 орудий. В книге есть ошибка: —
во 2-й Кавказской казачьей дивизии было пять казачьих полков, следовательно в
ней было 30 сотен, а не 24.
Итого, для взятия крепости Баязет было сосредоточено 16
батальонов, 41 конная сотня и 58 орудий. Но на третий день войны выяснилось,
что турки оставили Баязет уже на второй день войны и отошли к югу, за хребет
Ала-Даг, в неизвестном направлении. Наши войска потеряли с ними
соприкосновение.
Крепость Баязет занималась русскими войсками в течение трех
войн. В « Военной Энциклопедии » том 9-й, изданной в Петербурге в 1911 году,
указан состав Эриванских отрядов этих войн против Турции.
1. В войне
1828-29 годов — 1.400 пехоты. 600 всадников и 6 орудий,
2. В войне
1854-55 годов — 2.000 пехоты, 1.500 конницы и 12 орудий,
3. В войне
1877-78 годов — весь отряд указан в 10.000 человек, 32 орудия.
Возможно, что под впечатлением прежних трех войн против
Турции перед войной 1914 г. и был сосредоточен вновь сильный Эриванский отряд.
Это оказалось « впустую ». На этом участке у турок были только пограничные войска,
которые после первого же боя отошли к Баязету и скрылись на юг, через
Топаризский перевал в неизвестном направлении, о чем упомянул и генерал
Масловский.
На 4-й день войны семь казачьих конных полков с тремя своими
конными батареями в 18 орудий, не видя перед собою противника, переменным аллюром
двинулись на запад по Баязетской долине. Была уверенность, что всю эту массу
казачьей конницы, около 7.000 шашек, ничто не может остановить в их победном
стремлении. 2-я Кубанская пластунская бригада генерала Гулыги, около 6.000
казаков, шла вслед за конницей на один переход позади, а 1-я бригада 66-й
пехотной дивизии — на два перехода позади конницы. Были короткие бои только с
иррегулярной конницей курдов. Скоро пластунская бригада была переброшена дальше
на запад, через Кара-Дербенский проход у селения Даяр, в Пассинскую долину, так
как турки все свои силы сосредоточили в направлении на Сарыкамыш, где и
произошли сильные бои в конце 1914 года, окончившиеся победой русских войск.
Остальные части Эриванского отряда, заняв в Турции Баязетскую, Диадинскую и
Алашкертскую долины, от Баязета до Каракилисы, и войдя в живую связь с войсками
1-го Кавказского корпуса, действовавшими на главном направлении против Эрзерума,
в Пассинской долине, — «выиграли пространство и тем самым лучше обеспечили своими
малыми силами нашу границу на двухсотверстном участке» — так написал генерал Масловский
в своем труде, на странице 64-й.
Не вдаваясь в критику надо сказать, что штаб Кавказской
армии был мало осведомлен о турецких силах, находившихся в Баязетском районе, и
удар столь сильного Эриванского отряда, с многочисленной казачьей конницей
шестью пластунскими батальонами бывшими авангарде, пришелся впустую.
полковник Ф. И. Елисеев
Разделы / Слава казачья.
|