На Баязет

06.01.12 Автор: Полковник Ф. И. Елисеев  Источник: "Военная быль" № 114 Январь 1972 год. Париж. 

19 октября 1914 г. Турция объявила войну России. В полночь на 20 октября Закаспийская казачья бригада из города Маку в Персии выступила к границе Турции, находившейся в 20 верстах, у южного подножия Малого Арарата. С рассветом в бой были брошены две с половиной сотни 1-го Кавказского полка. Бой затянулся. Спешенными сотнями турки к вечеру были сбиты. Бригада ночевала открытым биваком на персидской территории.

21 октября, пройдя 20 верст без боя, полки остановились в курдском селе. Получен был приказ по бригаде: « К полуночи от 1-го Кавказского полка выдвинуть одну сотню на запад, в сторону крепости Баязет на пять верст, там ей остановиться и быть головной заставой бригады. От нее немедленно выслать взвод казаков под командой офицера, которому ночью же прорваться мимо крепости и вручить секретный пакет начальнику авангарда Эриванского отряда генералу Гулыге, наступающему на Баязет с северо-запада». В охранение была назначена 4-я сотня 50-летнего есаула С. Е. Калугина, и в нее, на сутки, был назначен хорунжий Ф. И. Елисеев, которому приказано было доставить этот секретный пакет. Это было несправедливо, т. к. 4-я сотня с Калугиным вела вчера « первый бой с турками », а Елисеев в нем участвовал с первой полусотней своей третьей сотни.

В 10 часов ночи сотня выступила. Темнота исключительная. Кругом — гробовая тишина. Слева — горный массив темною тучею угрюмо навис над нами. Справа — кваканье лягушек в болотистых зарослях. За болотом — таинственная масса Большого Арарата с белою снеговою вершиною, так ярко видимая и ночью. Сотня, пройдя пять верст, спешилась. Под бурками, при электрическом фонарике, мы, трое офицеров, нагнувшись над картою «десятиверсткою » (10 верст в одном дюйме), никак не можем ориентироваться, — где именно находится крепость Баязет ?... Как, какою тропою - дорогою можно будет мне « проскользнуть » мимо крепости?

Разъезд « оторвался» от сотни и, фактически, попал « в безвоздушное пространство », предоставленый абсолютно самому себе в исполнении боевой задачи и... случаю.

В ночи мертвая тишина. Вся природа погружена в сон. Казаки молча, сосредоточено, послушно и « в кулаке » следуют за своим офицером в неизвестность. Прошло два часа времени. Вот и последний отрог кряжа. Здесь разветвление дороги, одна — на юго-запад, к Баязету, а вторая — на северо-запад, к Чингильскому перевалу (граница России с Турцией), который, по предположению штаба бригады, должен был быть занят 2-й Кубанской пластунской бригадой генерала Гулыги. И лишь только головной дозор свернул вправо, как сразу же « хлюпнул » в водяную поляну, продолжение дороги. Стая диких уток, потревоженных в ночной дремоте, с шумом и кряканьем вспорхнула вверх, испугав казачьих лошадей и, одновременно с этим, справа от нас, со склонов Большого Арарата, раздался по казакам недружный залп, сверкнув в ночи огнем.

Разъезд обнаружен. Ну, думаю, — сейчас начнется... Вот сию минуту начнется что-то худшее... И, наверное, с трех сторон. Головным дозорам даю рукою знаки: «Вперед, вперед... Только вперед... Отступления все равно не будет». Пусть половина, пусть четверть разъезда дойдет до связи с пластунами, но секретный пакет должен быть доставлен по назначению. Этого требуют наш воинский долг, воинская честь и доброе имя родного полка.

Мертвая тишина похоронила этот недружный залп противника и — час, другой, третий—разъезд двигается тяжелым шагом по тине, по болоту, по зарослям куги и камыша, спугивая новые стаи диких уток, не ведая, — где-же кончатся эти водяные заросли и что нас ждет впереди?... Белая шапка хрустально-нарядного Большого Арарата осталась уже далеко позади нас. Впереди массив Агри-Дага с Чингильским перевалом, — мрачный и неизвестный. Рассекая грудью своего коня водяную топь, приблизился начальник дозоров урядник Квасников. Тихо произносит : — « Ваше благородие! Село... » « Занять! » — коротко бросаю я, торопясь вслед за ним.

Село занято. В нем — ни души. В сарайчиках из булыжников стоят привязанные ишаки. Во дворике спят до десятка белых гусей. В каменных норах-жилищах « в тандырах » (подземные кувшинообразные печи) еще не погасли кизяки. Явно, село только что покинуто и покинуто спешно. Значит — «наши» близко, — заключаю я.

Уже пять часов утра. Еще темнота ночи.

Куда же двигаться? Решаю до утра остановиться здесь. Приказываю: — на всех четырех углах расставить по два казака; лошадей завести в каменные дворики; если появятся турки — будем отстреливаться до конца; казаки и кони утомлены; лошади мокры до тебеньков седел; цепью спешенных казаков заняв каменные изгороди, с винтовками « на изготовку », — разрешил отдыхать, вздремнуть; бодрствовать должны только 4 пары часовых, взводный урядник Серкин и я. Лежу, завернувшись в бурку. Бинокль на груди. Всматриваюсь в ночную темноту, думая, — что она нам даст к утру? Пригревшись среди казаков, помимо своего желания я потерял бодрость. Чувствую, кто-то тормошит меня за плечо и говорит: « Ваше благородие... Ваше благородие... Конница турок ». То будил меня Серкин. Сон как рукой смахнуло. В бинокль вижу : от горного хребта, уже на равнине, на юго-восток, медленным шагом двигается человек 30 всадников. В бинокль « Цейса » не могу определить, — свои это иль турки? Стояла еще предутренняя темнота. Казаки уже залегли за булыжными завалами с заряженными винтовками. Для выяснения посылаю навстречу 4 конных казаков. Увидев их, всадники остановились и выслали навстречу также 4 конных. Выяснилось, что то был взвод казаков, высланных генералом Гулыга на разведку крепости Баязет, которую мы уже давно прошли. Через час с лишним времени, двигаясь на северо-запад и поднявшись на склоны Агри-Дага, вошли в село. На улицах тучи кубанских пластунов. Они праздно толкутся на улицах, видимо после завтрака, и с удивлением рассматривают казаков неведомого им отряда. Показали мне домик, где находится главный их начальник. Секретный пакет был адресован на имя начальника авангарда Эриванского отряда генерала Гу- лыги, но когда я вошел в помещение, то увидел, что в углу за столом сидел очень круп-ный генерал в черкеске-шубе, а генерал Гулыга, стоя перед ним, что-то докладывал. Поняв, что это и есть начальник всего Эриванского отряда, я доложил ему о цели моего прибытия и вручил секретный пакет. Генерал принял меня сухо, словно я прибыл с разъездом из соседнего села, и не подал руки. Генерал Гулыга, командир 2-й Кубанской пластунской бригады, он же и начальник авангарда, подскочил ко мне, заключил в свои объятия и почти прокричал:

«Ваше Превосходительство!... Да ведь это наш родной кавказец!» И не обращая ни на кого внимания, громко продолжает, уже обращаясь лично ко мне:

« Как же вы, хорунжий?!... Где же наш славный 1-й Кавказский полк?... Говорите, говорите! » А сам суетится, хлопает обеими руками по полам черкески и ни секунды не стоит на месте.

Генерального штаба генерал-майор Гулыга с 1911 года был атаманом нашего Кавказского отдела Кубанской области. Управление отдела находилось в нашей, Кавказской станице. С 1911-го и по 1913-й годы включительно, будучи юнкером Оренбургского казачьего военного училища и приезжая в отпуск, я неизменно, и обязательно, по уставу, представлялся ему. В мае 1914 г. я был командирован в лагери льготных казаков нашего отдела, начальником которых он был. В общем, генерал Гулы- га отлично знал меня. И вот — такая неожиданная встреча в Турции и на войне, взвод казаков прибывший из Персидского отряда.

Генерал Абациев передал мой пакет начальнику своего штаба. Последний задал мне несколько вопросов о «Макинском отряде» из Персии, в который входила наша бригада. Выслушав все, Абациев сказал: « Хорошо, хорунжий... Отдохните... Мы приготовим ответ, и вы с ним вернетесь назад ».

Доклад окончен. Генерал Гулыга выходит из комнаты. Я следую за ним. На улице его окружают пластуны, офицеры и казаки, словно рой пчел около своей матки. Генерал шутит со всеми, смеется, острит и пластуны, с доброю сыновьей улыбкой радости на лицах, глядят на него, слушают все это, словно изречения своего пластунского мудреца иль колдуна.

Мой взвод казаков передан в распоряжение командира сотни 3-го Кавказского, льготного, полка подъесаула П. И. Копанева, приданного к пластунской бригаде генерала Гулыги. Казаки накормлены и залегли спать после тревожной и бессонной ночи. Где-то в сарае, поверх соломы, завернувшись в бурку, неизменную спутницу каждого казака, лег и я... И провалился в сон, словно умер. Сколько спал, не знаю. Шумная беготня пластунов и громкие клики « ура » разбудили меня. Прибежал ординарец, зовет к генералу Абациеву.

« Почему пластуны кричат ура? — спрашиваю его.

« Да урядник Малыхин вернулся из Баязета... Крепость в наших руках. За это генерал Абациев поздравил его в зауряд — хорунжие,—ответил он. — Потому и кричат казаки радостно « ура ».

Я у Абациева. Здесь и генерал Гулыга со многими своими старшими офицерами. Он такой-же живой, как ртуть, и радостно повторяет своим громким голосом: « Ну и кавказцы же!... Даже Баязет они взяли! ».

В него вошел головным наш 1-й Кавказский полк Закаспийской казачьей бригады.

Турки оставили Баязет без боя на второй же день войны.

Под восторженные клики « Ура », под размахивания папахами оставшихся пластунов отдохнувший молодецкий взвод казаков « первоочередного полка », на нетронутых еще войною лошадях, — с радостной душой стал спускаться легкой поступью своих кабардинских коней, вниз по узкой улице армянского села Агнот, направляясь в свой полк, в Баязет. Мы шли уже не по болотам, а прямой дорогой. И как был не похож этот путь, на путь ночной! И как раздольно теперь во всей этой Баязетской долине! И нет уж никакого страха! Вся долина ведь находится в руках победителей казаков!

В дождливый вечер прибыли к Баязету. Вся Закаспийская казачья бригада расположена биваком в палатках, у подножия хребта. До Баязета, вверх по ущелью, около 2 верст. Явился к генералу Николаеву и представил ответный секретный пакет от генерала Абациева. Николаев, пожилой добрый старик, участник русско-японской войны 1904-1905 гг., посмотрел мне в глаза и поблагодарил за выполненую задачу. Начальник штаба бригады, Генерального штаба капитан Степан Сычев, попросил меня задержаться у него и начал, буквально, «вытягивать» из меня все, до мельчайших подробностей : что я видел и узнал об Эриванском отряде генерала Абациева? о штабных офицерах ? об их боевом плане, что говорили и спрашивали они о нашем Макинском отряде?

Это был настоящий допрос, словно бы перебежчика из вражеского стана. С капитаном Сычевым я был знаком еще в Мерве, где он командовал ротой одного из Туркестанских полков для отбытия командного ценза, по окончании Николаевской Академии Генерального штаба. Высокий, стройный блондин с красными лампасами на шароварах, он там тогда невольно обращал на себя внимание. Он был казак Донского Войска. Пользуясь этим, я ответил, что «все это не относилось к моей задаче ». Он же любезно, с улыбкою, дружески — наставительно сказал:

—А нет, хорунжий. Вы должны были бы, как говорят, даже и все сплетни узнать, какие имеются в других штабах... Вот это, и называется — настоящая и подлинная глубокая боевая разведка.

Мне, молодому хорунжему, воспитанному на долге, чести и чистоте, все это совершенно не понравилось, что я ему и высказал:

—Это, хорунжий, надо понимать не буквально, но всякий офицер, попав в другой отряд, должен во все вникнуть, даже и сверх своей задачи. Но я вами очень доволен: вы свою задачу выполнили отлично и своевременно, — закончил он.

В правдивости его слов наша Отдельная Закаспийская казачья бригада убедилась ровно через два дня: ее «оттерли » от участия в боевых операциях, как прибывшую из далекого Туркестана сюда на Турецкий фронт, и боевую славу предоставили стяжать полкам 2-й Кавказской казачьей дивизии, под начальством молодого генерала Генерального штаба Певнева, Кубанского Войска.

Командир полка полковник Мигузов, на удивление, был очень любезен со мною и зло говорил « о заболевшем офицере », вместо которого я был назначен в этот ночной разъезд прорваться мимо Баязета и с казаками другой сотни. Но я уже забыл « о страшной ночи ».

Наша 3-я сотня была в сторожевом охранении и вернулась на бивак поздно, с темнотой ночи, и мокрая от дождя. В палатке своего командира сотни, умного и благородного подъесаула Г. К. Маневского, — ему и хорунжему Коле Леурда я дружески рассказываю всею « одиссею» разъезда, встречу с генералами Абациевым и Гулыгою и своими пластунами «второй очереди». Они слушают внимательно. Мы едим горячий борщ из казачьего котла, пьем потом горячий чай, дождь стучит по палатке, и нам тепло, тепло на душе.

По книге бывшего генерал-квартирмейстера штаба Кавказской армии Генерального штаба генерала Е. В. Масловского, под заглавием « Мировая война на Кавказском фронте 1914- 1917 гг. », выпущенной в Париже (год не указан), в конце книги, в «Приложении » № 6, на странице 436-437, автор поместил « Группировку Кавказской армии к началу войны с Турцией. В ней, под определением « Эриванское направление», т. е. против крепости Баязет, указаны следующие войсковые части:

1. 2-я Кубанская пластунская бригада - 6 батальонов.

2. 2-я Кавказская казачья дивизия - 24 сотни и 12 орудий.

3. 1-я бригада 66-й пехотной дивизии - 8 батал. и 40 орудий,

4. 26 и 27-я бригада Пограничной стражи, саперная и инженерная роты, и пять сотен конных пограничников.

Со стороны Персии наступала на Баязет наша Закаспийская отдельная казачья бригада — и конная батарея в 6 орудий. В книге есть ошибка: — во 2-й Кавказской казачьей дивизии было пять казачьих полков, следовательно в ней было 30 сотен, а не 24.

Итого, для взятия крепости Баязет было сосредоточено 16 батальонов, 41 конная сотня и 58 орудий. Но на третий день войны выяснилось, что турки оставили Баязет уже на второй день войны и отошли к югу, за хребет Ала-Даг, в неизвестном направлении. Наши войска потеряли с ними соприкосновение.

Крепость Баязет занималась русскими войсками в течение трех войн. В « Военной Энциклопедии » том 9-й, изданной в Петербурге в 1911 году, указан состав Эриванских отрядов этих войн против Турции.

1. В войне 1828-29 годов — 1.400 пехоты. 600 всадников и 6 орудий,

2. В войне 1854-55 годов — 2.000 пехоты, 1.500 конницы и 12 орудий,

3. В войне 1877-78 годов — весь отряд указан в 10.000 человек, 32 орудия.

Возможно, что под впечатлением прежних трех войн против Турции перед войной 1914 г. и был сосредоточен вновь сильный Эриванский отряд. Это оказалось « впустую ». На этом участке у турок были только пограничные войска, которые после первого же боя отошли к Баязету и скрылись на юг, через Топаризский перевал в неизвестном направлении, о чем упомянул и генерал Масловский.

На 4-й день войны семь казачьих конных полков с тремя своими конными батареями в 18 орудий, не видя перед собою противника, переменным аллюром двинулись на запад по Баязетской долине. Была уверенность, что всю эту массу казачьей конницы, около 7.000 шашек, ничто не может остановить в их победном стремлении. 2-я Кубанская пластунская бригада генерала Гулыги, около 6.000 казаков, шла вслед за конницей на один переход позади, а 1-я бригада 66-й пехотной дивизии — на два перехода позади конницы. Были короткие бои только с иррегулярной конницей курдов. Скоро пластунская бригада была переброшена дальше на запад, через Кара-Дербенский проход у селения Даяр, в Пассинскую долину, так как турки все свои силы сосредоточили в направлении на Сарыкамыш, где и произошли сильные бои в конце 1914 года, окончившиеся победой русских войск. Остальные части Эриванского отряда, заняв в Турции Баязетскую, Диадинскую и Алашкертскую долины, от Баязета до Каракилисы, и войдя в живую связь с войсками 1-го Кавказского корпуса, действовавшими на главном направлении против Эрзерума, в Пассинской долине, — «выиграли пространство и тем самым лучше обеспечили своими малыми силами нашу границу на двухсотверстном участке» — так написал генерал Масловский в своем труде, на странице 64-й.

Не вдаваясь в критику надо сказать, что штаб Кавказской армии был мало осведомлен о турецких силах, находившихся в Баязетском районе, и удар столь сильного Эриванского отряда, с многочисленной казачьей конницей шестью пластунскими батальонами бывшими авангарде, пришелся впустую.

полковник Ф. И. Елисеев